На протяжении многих лет драматург Марк Равенхилл (Mark Ravenhill) молчал о своей любви к опере. И вдруг решил написать свою – посвященную синдрому раздраженного кишечника. Премьера оперы «Нетерпимость» состоится на следующей неделе в Лондоне. О своем отношении к оперному искусству и о своей новой опере Равенхилл написал колонку для The Guardian.
«Двадцать лет назад на станции метро «Брикстон» я влюбился в человека с плаката. Мускулистый мужчина с бездонными голубыми глазами, Карл служил рабочим сцены в Английской национальной опере и являлся частью гениальной рекламной кампании, в которой использовались образы закулисного персонала для привлечения новой аудитории к опере. Я решил, что мне необходимо работать там же, где и моя новая пылкая страсть.
Не имея выдающихся музыкальных и технических навыков, я решил стать контроллером. Неделю спустя я уже отрывал корешки билетов и продавал программки. Частью моей работы было сидеть на галерке, ожидая опоздавших, или выводить из зала «зайцев». Я никогда раньше не видел оперы: считал ее слишком элитарным и старомодным искусством. Первый спектакль, который я посетил, не изменил моего мнения: «Фауст» Шарля Гуно казался до смешного вульгарным, низводя одну из наиболее впечатляющих историй западной культуры до уровня мыльной оперы.
В течение следующих нескольких недель я слонялся по столовой для сотрудников и каждый раз замедлял шаг, подходя к столу, за которым сидел Карл, но ни разу так и не поймал его решительного гетеросексуального взгляда. Я нашел общий язык с оперой. Выяснилось, что Гуно – не мой композитор, однако почти каждая вторая вещь репертуара – от ранней оперы Монтеверди до работ Бенджамина Бриттена и Джона Адамса – казалась мне захватывающей.
Я начал брать программки домой (под сиденьями их всегда можно было найти), читал статьи о композиторах, истории создания произведений, даже биографии творческой группы. Из оперного скептика я превратился в любителя оперы. Получил работу в качестве ассистента режиссера в постановке оперы Верди «Трубадур» под открытым небом в Холланд-Парке. Набравшись опыта, я поставил две маргинальные оперы – «Богема» и «Риголетто» с молодыми солистами и небольшим оркестром, выступавшим на малых площадках.
К середине 90-х годов я пришел к выводу, что создан для карьеры в опере. Но после постановки моей пьесы «Shopping and Fucking», показанной в театре «Роял Корт», меня отметили как «скандального» и «передового» драматурга. «Как вы проводите выходные дни, вы ходите в клубы?» – спросил меня журналист в одном из моих первых интервью. «Я очень люблю ходить в оперу», – был мой ответ. «Правда?» – удивился газетчик. С тех пор я не очень распространялся о своей любви к опере, так как это было неуместно по отношению к моему имиджу.
Несколько лет тому назад я понял, что видел больше оперных, нежели театральных постановок. И решил вернуться к работе в той области, которую любил. Я хотел написать оперу. Стал искать композитора. Это оказалось сложной задачей – почти как найти мужа. Мне нужен был человек, который был бы талантливым, разделял бы многие из моих увлечений и убеждений, который мог бы написать сложную, вызывающую музыку, но при этом понимал бы, что практические вопросы постановки и исполнения превалируют над академическими тонкостями композиторства. И я был вынужден признать, что, хотя хорошее либретто – это очень важно, однако смысл оперы заключается все-таки в музыке.
В прошлом году я наконец нашел того, кто был мне нужен. Конор Митчелл из Северной Ирландии, который на 15 лет моложе меня, уже сделал себе имя в музыкальном театре. Последние несколько месяцев мы зависали в тренировочном зале, читали друг другу отрывки из любимых романов и стихов, играли Шуберта и Эйслера. Мы подолгу гуляли, нередко в сильный дождь. Мы много ели. И вот теперь мы начинаем нашу совместную работу.
Плод нашего сотрудничества – получасовой оперный монолог под названием «Нетерпимость» – прозвучит в Лондоне на следующей неделе в рамках фестиваля маргинальной оперы «Тет-а-тет». Мы вложили в это мероприятие $900. И по-прежнему находимся в поисках оркестра, который согласится играть за символическую плату. Я пролистал каталог «Аргос», чтобы прикинуть, сможем ли мы позволить себе немного реквизита.
Конор убедил Ребекку Кейн, которая играла в первоначальном составе «Отверженных» и пела все – от Моцарта до Альбана Берга – играть Елену, героиню нашей оперы, находящуюся в бесконечных поисках способа излечиться от синдрома раздраженного кишечника. Это, совершенно уверен, первая в мире опера о синдроме раздраженного кишечника. Потребовалось время, чтобы убедить Конора в том, что это достойная тема. Я чувствовал, было что-то физическое и вокально-пронзительно в борьбе героини со своим кишечником. Стараясь успокоить себя молитвами, она наконец освобождается с криками боли. Когда мы начинали, я был поражен, насколько мало слов в либретто. Поначалу у меня было ощущение, будто пишу телеграммы, а не драму. Но лапидарность либретто придает опере некий созерцательный обертон: просматривая сегодня мои пьесы, я нахожу их слишком многословными».